***
Собрался я довольно быстро: и с мыслями, и с вещами. Школьный друг давно приглашал в Одессу, но лето закончилось как всегда внезапно и отдохнуть так и не удалось. Я позвонил ему девятого сентября и напросился в гости. В посёлке Затока у него стоял дебаркадер, и хоть сезон уже и закончился, мне разрешили выбрать любую каюту. Всё равно на судне осталась лишь команда, живущая там круглый год, и каюты для отдыха уже пустовали. Друг обещал тоже подъехать на денёк, но судя по его отрешённому голосу мысли его были заняты совсем другим. Когда кто-то тебе рассказывает о своём отпуске – это почти всегда большой гвоздь в твою голову.
Уже на следующее утро я сел в междугородний автобус и облегченно выдохнул. Мне предстояло догнать на этом автобусе лето. Невидимый диспетчер нажал на кнопку, и рабочая жидкость в венах пришла в движение. Двигатель возбужденно урчал, добавляя мыслям адреналинового спринтера особого ощущения полёта. Кресло по-осеннему хрипело при каждом движении, но я этого старался не замечать. В ушах стонал Роберт Смит, добавляя всей этой триповой картине немного грусти. Именно столько, чтобы вспомнить самое дорогое.
Я ехал и наделся найти то, что заполнит мои пустые места. Не то чтоб этих мест было как рыбы в Норвежском море, но от чего-то, казалось, что именно здесь заполнятся имеющиеся пустоты. Все цвета, которые на протяжении года мелькали в твоих глазах, с каждым километром, приближающим тебя к морю, сливались в одно тёплое и воздушное полотно. И тебе от этого становится всё лучше и лучше. Ты и сам себе уже кажешься лучше.
Вечером я уже мыл ноги в море. Автобус прибыл в посёлок около восьми и после не долгих расспросов, мне показали направление поиска. Судно было пришвартовано в затоке, среди леса камышей, и его верхушка едва виднелась с автобусной остановки. День неумолимо закрывал натруженные глаза, и редкие потрёпанные тени ещё цеплялись за спины домов.
Добравшись пешком до пансионата, я остановился у ворот и недоверчиво улыбнулся. Двор не освещался и выглядел совершенно не приветливым. Лишь ветер, как-то по-хозяйски, тянул меня к берегу, нежно раскачивая в такт с измученными солнцем ивами. К тому же и вечер дышал скорее осенней, чем летней прохладой. Но, знаете, на море совсем другая прохлада. С ней хочется побороться. Привыкнуть к ней.
Перед открытой калиткой я стянул с себя тенниску и с голым торсом вошёл на территорию пансионата. Во дворе никого не оказалось, кроме развалившихся у трапа собаки и кота. Я стоял с сумкой в десяти шагах от них, и не знал, что делать. Собака не была привязана, и будить её не очень хотелось. На первой палубе светилось только два окна, но никаких силуэтов не было видно. Я нагнул ветку, росшего прямо возле берега вишнёвого дерева, сорвал пару ягод, совершенно постаревших за лето, пожевал их как жвачку, выплюнул одну косточку в траву и мысли спутались. Я просто смотрел в горящие окна и слушал остывающее на горизонте вечернее море. Через пять минут глупого ожидания я почувствовал себя ближе к насморку. Натянув обратно тенниску, я выплюнул в ладонь вторую косточку и бросил её в окно. Пёс с котом подняли головы, но судя по меланхолической реакции, плевать им хотелось на моё появление. Чуют они отдыхающего за километр. Надоел он им за лето.
Через минуту в дверях появился мужчина лет пятидесяти. Он секунд десять оценивающе смотрел на меня и зевал.
- Женя?
- Точно.
- Ну, Анатолий Иваныч тебя правильно описал. Заходи.
Я недоверчиво покосился на собаку.
- Не бойся. Рядом со мной она тебя не укусит.
Я осторожно обошёл неподвижных животных и поднялся по трапу на палубу.
Мужчина оказался капитаном этого лаптя. Представился он как Петрович, и за весь недельный отдых я так и не узнал его имени. Он дал мне ключи от крайней каюты на верхней палубе, с окнами выходящими одновременно и во двор, и на затоку. Сказал, что она лучшая.
Недолго повозившись с ключами, я открыл дверь и вошёл. В каюте было как-то не по южному тихо и одиноко. Я выглянул в окно и увидел вдруг в темноте двора чей-то крадущийся в тени вишен силуэт. Молодой человек открыл водительскую дверь, кажется Волги, и сел. Затем зашумел двигатель, и, похрипывая, автомобиль выехал за пределы пансионата. Со стороны затоки крякнула безумная чайка, словно давая первый звонок для отходящих ко сну ценителей уходящего сезона. Оторвавшись от одного окна, я перешёл к другому, рассматривая неподвижную гладь затоки, слегка освещённую электрическим светом окон нижней палубы. Каюта действительно на первый взгляд была очень хорошей. И кровать большая и вид из окна замечательный. Я лёг на кровать и стал рассматривать стены и потолок. Пока я этого не знаю, но через час, когда я закрою глаза, по стенам зашуршат пауки. Это ведь не они ко мне. Это я к ним приехал. Нарушил их покой и порядок. Поэтому я привыкну и к ним. А через два часа, за безумно фанерными перекрытиями будет ещё что-то происходить. Что-то очень естественное… Я так и не узнаю, откуда исходили все эти звуки, ведь остальные каюты по идее были пустыми. Но ещё через три я привыкну и к этому. Вслушаюсь внимательней во всё это и привыкну. Найду своё место.
А пока, не переодеваясь, я вышел из каюты, спустился по крутой лестнице на нижнюю палубу, прошёл мимо спящих собаки и кота и пошёл к морю. Я здесь только ради него. Из-за него. Всё остальное, это так, повод. После десяти минут ходьбы, одетый и скучный, я зашёл в воду и забыл обо всём на свете. Это напоминало медитацию. Бледнолицый городской житель, с закатанными до колен брюками, стоял в прохладной сентябрьской воде и совершенно не представлял, чем тут можно заниматься целую неделю. Стоял я так минут пять, пока предательская волна не накрыла меня по самые карманы. Я сплюнул и вернулся на берег.

***
На следующее утро я купил в небольшом продуктовом магазине минеральной воды, пива, и подумал, что жить здесь можно. Конечно, не обращать внимание, что любая вода здесь солёная нельзя, но привыкнуть можно…К пиву. После того, как я первый раз попробовал в одном кафе чай и он оказался удивительно солёным, но вопрос «Чаю не хотите?», я отвечал потом «…спасибо, нет».
Йогурт, пара ванильных сырков, пакет кефира. Я сел на бетонный парапет у моря, надел очки – то ли от солнца, то ли от ветра и ушёл в завтрак. Пляж оказался почти пустым: слева в метрах ста от меня лежала под зонтиком пара пенсионного возраста, справа на песке сидела одинокая мама с ребёнком. Через два дня я увижу загорающих вместе официанта и официантку и всё. Больше никого.
Доев, я подошёл ближе к воде и лёг на большом полотенце. Я так долго ждал этого. Целый год. Хотелось просто лечь и уснуть. Под пение волн и ветра. Я закрыл глаза, и мысли остыли. Лето хоть и закончилось, но начало сентября ещё грело бледный песок и моё холодное тело, не желая уступать лету свою привязанность к солнцу. Стая чаек вдруг прервала тишину, вырезав из-за ржавой плавучей станции, и с детским криком рванула в воду. Хрюкая, выбравшись мокрыми клювами из солёной воды, чайки снова взлетели, цепляясь за влажный ветер. Я смотрел на это краем глаза и чувствовал себя художником после похмелья…Тишина…
То ли во сне, то ли наяву, две девушки подошли к воде и сели в двадцати шагах, вполоборота ко мне. Они обе плакали. Обнявшись в символичном единстве непонимания… Ведя пальцем по невысыхающему песку и не зная куда спрятать взгляд, одна говорила, не понимая наверно своих слов, кусая нервные окончания, но всё ещё ожидая поддержки от подруги. Другая хлюпала чуть реже, глядя то на меня, то на редкие приближения волны, но всё же молчала.
Я стряхнул песок, в нахлынувшем желании направиться к ним, и оторвался третей точкой от песка. Не знаю, что меня подтолкнуло к этому необязательному шагу. Скорее любопытство. Миссия восстановления душевного равновесия в мои планы всё-таки не входила. Но в этот момент, вдали, появился вдруг мужчина. Игривой походкой, он обходил редкие камни, и шёл прямо в нашу сторону… Одет он был в белые шорты и смешную панаму. Я невольно сел обратно. Как-то уверенно, почти по-домашнему, он подошёл к ним и присел рядом.
- Извиниитье, вам плёхо?- спросил он на ломанном русском.
Они удивлённо обернулись. Глаза были влажными и от этого казались ещё более грустными. Это почти как тишина в темноте – и успокаивает, и пугает.
- Ви ррастроины? - Его взгляд, такой участливый и, по-детски добродушный, немой паузой навис над ними. Ни одна проблема не сверлила видимо его мозг и от этого он казался ещё более "не свой". Случайный корабль, зашедший в далёкую пристань.
Они синхронно повернули к нему головы и через пять секунд также синхронно ответили.
- …мы радуемся…
Он недоумённо замолчал. На те же пять секунд. Пытаясь понять их ответ.
- …радуетесь?
Девушки, не желая продолжать разговор, отвернулись, продолжая уныло подпевать в унисон завыванию ветра. Он встал. По лицу было понятно, что ему ничего не понятно. Он взглянул на меня, потом на них, поднял напряжённые брови и пошёл дальше.
- …поньятно… мьестные…
***

В обед и вечером, я хожу от ресторана к ресторану, пытаясь найти самую лучшую кухню. Благо цены не расстраивают. Пренебрегая всеми внутренними пищеварительными запретами, и почти не ощущая недовольного урчания в животе. Дома мне угрожали, что на юге сейчас проблемы с мясом, что голодным останусь. Но всё это оказалось ерундой. К чему я не мог первые дни привыкнуть, так это к официантам. Они меня ставили в тупик почти любым вопросом или ответом.
- У вас первое есть?
- Нет.
- А второе?
- Рыба!
- А покушать?
- …Нет
В их лицах есть что-то доброе, и они этим пользуются. Они улыбаются губами и это видно даже на слух:
- Сто грамм?
- Нет, спасибо.
- А под рыбу?
- …ммм, пожалуй.

Сегодня в обед я случайно нашёл одну забегаловку прямо у моря. Тёплый ветер, шум прибоя, чайки… Ну, думалось, и чего я сюда сразу не ходил. Обед начался с того, что между «здравствуйте» и заказом традиционного бокала "Черномора" мне поведали о моём носе. Что он, мол, облазит…Ладно, думаю. 1:0. Играем…
Ветер приятно щекотал кожу, время от времени сдувая со стола подставку для салфеток. Словно в какой-то компьютерной игре, я в последний момент дотягивался до салфеток, и они не падали на пол. Через пять удачных попыток, я был убеждён, что мне полагается приз. А увидев что официантка принесла пиво, почти поверил в это. Я улыбнулся и умиротворённо сделал первый глоток. Вкус насторожил.
- А что, пиво у вас свежее?
- А шо не видно?
- Да нет, это я о вкусе.
- А шо я могу поделать, вода такая.
- …………….(2:0)…..
Я обречённо глотнул ещё и посмотрел на девушку у берега. Она выбирала камни из рыхлого от беспокойства прибоя песка, уйдя в это занятие настолько, что её длинные, играющие с солнечными лучами волосы оказались на половину в песке и даже путались в руках. Она видимо этого не замечала. Или не хотела
Что-то доносилось из динамиков. Я отвёл взгляд: то ли от берега, то ли от девушки. С усилием отвёл:
- И как вы это слушаете?
Она с искренним удивлением посмотрела не меня.
- Так это ж Децл!
- А…Ну, это меняет дело……..(3:0)
Затем я съел довольно пристойный борщ и в приятной истоме стал ожидать второго. На второе подали отбивную, рисовый гарнир и салат "Весенний". Всё оказалось достаточно вкусно, но что-то опять выбивалось из общей идиллической картины. Салат.
- А от чего в вашем салате так много уксуса?
Она наградила меня тем же удивлённым взглядом.
- А он так дольше хранится.
- АААААА……( 4:0 – это разгром).
Я оставляю съеденные деньги и испаряюсь. На пляж. ВСЕ НА ПЛЯЖ!

***
На второй день пребывания я познакомился с девушкой. И совсем поверхностно познакомился с её сыном. Ему было два. Кроме меня на пляже, была ещё пара пенсионного возраста и девушка с ребенком. Знакомиться с пенсионной парой отчего-то не хотелось, поэтому я выбрал девушку с ребёнком. Как оказалось, она тоже приехала из Киева, к родителям. Мы сидели прямо у воды и мило общались. Я втирал ей солнцезащитный крем и свои истории, а она непринуждённо улыбалась. Море сегодня было слегка нервным, а ветер и я нежно гладили её плечи и спину. Я лежал на боку, отвернувшись от моря, и всматривался через её плечо в очертания прибрежных фанерных домиков. В десяти шагах от нас, на заборе, наверно от безудержного чувства, кто-то оставил синей краской след своего сердца: "Нет, Люба!" Из окон и дверей только что открывшегося кафе вырывался хриплый голос Lauryn Hill и я был почти уверен, что море – это лекарство. Его многим прописывают, но лишь немногие знают свою дозировку и когда его необходимо принимать.
Через час, и она, и её ребёнок ушли. Ему было два. Он хотел спать и есть одновременно. Я перевернулся на спину и сквозь чёрные стёкла очков стал разглядывать облака. Совсем рядом море сливалось с небом и, охая, скользило по береговой линии.
- Молодой человек… Молодой человек? Проснитесь.
- Что?
Я смотрел на человека в белом халате медбрата, на пустынном пляже и, кажется, был счастлив от абсурдности ситуации.
- 5 баллов, море -22. На пляже не спать.
Он всё говорил и говорил. О своём массажном кабинете, о преимуществах его целебных методик, но мне хватило и его образа. Я смотрел на него и улыбался. Он тоже. Море – это лекарство. Мы оба знали об этом.

***

Вечером я пригласил её в кафе. Мы пили пиво, и я смотрел ей в глаза. Пытаясь уловить суету её глаз и мыслей, пытаясь не упустить главного. Не перебивая её, слушая всё кухонные истории этого лета. Она лет на пять младше меня и лет на десять младше моих мыслей. Есть притяжение противоположностей и эта точка человеческого притяжения, находящаяся в нас, реагирует иногда уж слишком забавно. Так и не допив одного бокала, она ушла. Ей позвонила мать и сказала, что ребёнок внезапно заболел. Я предложил её провести, но она сказала, что лучше не надо.
Я остался за столиком и поднял глаза к звёздному небу. Каждый вечер в посёлке планово отключают электричество и люди, отдыхающие в многочисленных кафе, улюлюкая на все лады, сливаются как бы в одно целое и порой отсутствие картинки тебе скажет о человеке намного больше…Не включайте свет. Я люблю эту красоту – вот так, изнутри.
За соседним столиком сидела молодая пара, и что-то напряжённо обсуждала. Не обращая на других внимания. Словно темнота оградила их от всех.
Она сказала: «извини...»
Он сказал: « извини...»
Они были вежливы и чуть-чуть лицемерили… Ну, чуть-чуть. Ну, еле слышно.

***
Достопримечательностей в Затоке нет. За исключением железной дороги, с её перманентной грустью, и Петровича, капитана нашего лаптя.
Утром я захожу в пустую столовую, в надежде достать в холодильнике свой лёгкий кисло-молочный завтрак, и остаюсь там на два часа…
- Чего на обед не приходишь? – капитан неожиданно заходит в столовую.
- Да так…То просыпаю, то на пляже… Худею.
- …Ты? - Петрович смотрит на меня и кажется делает это серьёзно. - Ты мою первую невестку видал? Нет? Ну тогда не морочь голову… Наливай. У меня старший сын в субботу женится.
Я ощущаю определённый дискомфорт от такого простого общения, но смиряюсь. Они ни в чём … Ведь это я у них в гостях, а не они. Мы ломаем жирный копчёный пеленгас прямо на столе, руками, запиваем его…коньяком и "Счастья молодым!". Он хрюкает одобрительно в ответ и берёт себе ещё кусок. Мы допиваем противный "Шустов", я говорю спасибо, надеваю футболку со сценами каммасутры в исполнении скелетов и иду к морю.
Проходя мимо рынка, и увидев ряд продавцов вина, в голову пробралась знакомая зелёная змейка. Она так упорно билась изнутри в зрачки глаз, что я повернул к рынку и уверенно подошёл к винному прилавку. Вина было много. И я всё попробовал. Я шёл вдоль прилавков и принимал нужное состояние…Нет, покупать я ничего не собирался…Я клюкнул у последнего продавца рюмку вермута и меня качнуло к выходу. По моему, они что-то говорили мне в спину… По моему плохое. А я ничего не купил. Я купил мотыля и пошёл на реку…
Дойдя до берега, я лёг на песок и влюбился в небо. Сильно так, с винным вкусом.

***
Очнулся я от странного, как для пляжа, шума.
Держась друг за друга, двое парней шатаясь шли навстречу солнцу и рубили руками ветер. Один поднял руки, пытаясь снять тенниску и побежать в штормящее море, а второй толкнул его в песок. Они боролись, кусая друг друга за уши, бесконечно веря в свою правоту. Потом один встал, другой нет… Первый, видимо, не хотел чтоб тот второй утонул, а тот второй, что-то хотел, но видимо не думал, в принципе, уже. Потом первый прижался ко второму и начал усиленно давить руками на грудь…
Когда первый обессилел, он упал рядом, и они оба лежали на тёплом песке. Через минуту, видимо планово гуляя по берегу, к ним подошёл человек в белом халате… Первый ему что-то сказал, показывая то на море, то на второго. Тот, что в белом халате, всё это внимательно слушал. Потом нашёл на руке, видимо пульс, обнюхал лежащего, сплюнул, махнул рукою, при этом, смачно выругавшись, и пошёл прочь. Подойдя ко мне, он сказал:
- Шторм 5 баллов, море 21. На пляже не спать.
- Аллилуйя!

***
Я лежал в каюте. Разбросав руки и ноги на огромном диване и наблюдая за солнечным зайцем на белом потолке. Заяц забавно шевелил ушами, отбрасывая колючие тени на стены и пол. В углу привычно замер паук, сквозь ловушку паутины гипнотизируя одиноких комаров и мух. А за окном, совершенно не считаясь с моим желанием выспаться, орали чайки. Это было похоже на прослушивание из-за кулисы концерта артистов пантомимы. Сначала минуты три тишины, а потом столько же, почти понимающих, аплодисментов.
Я уговорил подождать героев последнего сна и выглянул в окно. На корме теплохода сохла рыбацкая сеть, а рядом, в зеркале воды, перекатываемая редкой волной, скучала по этому свету морская килька. Каждое утро, часов в пять, сюда приходил небольшой катер и из него выгребали, несмотря на кажущиеся небольшие размеры катера, порядочную гору рыбы. Мелочь естественно выбрасывали обратно в воду. А чайкам только это и нужно было. Когда катер уходил, они на некоторое время застывали в предвкушении в полёте, ожидая на поверхности воды медленно всплывающую кильку. Как только она появлялась, весь этот чайковский табор падал с противным криком в воду. В пять утра такие крики обычно расстраивают. Каждое утро меня будили эти безжалостные птичьи турбины, и я лежал в полудрёме ещё полчаса, ожидая, пока какая-нибудь, из обалдевшего от голода молодняка, чайка не увидит в пучине млечный путь очередного курсирующего косяка. Чайки-паханы обычно такие вещи улавливают мгновенно и дают знак своей стае о передислокации.
В пять тридцать я засыпаю снова и досматриваю очень хороший сон. Такие сны снятся лишь на море. Если бы кто-то лежал сейчас со мной рядом и смотрел на моё лицо, он наверняка бы увидел на нём улыбку. Мне так кажется.
Мне снилась девушка из Кишинёва. Мы познакомились вчера, в кафе. Ещё не успел планово погаснуть свет в посёлке, и мы увидели друг друга. Мне кажется, я её первый заметил. Если честно, то я не собирался ни с кем сегодня знакомиться. Завтра я уезжаю, а сумасшедший художник за прошедшую неделю успел нарисовать в голове порядочную галерею картинок.
Она была с подругой. А я ел пиццу. Собственно пицца оказалась большая и, недолго думая, я предложил разделаться с ней втроём. Они пили что-то розовое, курили Парламент… Ну и я с пиццей. Романтики немного, но всё же. Когда мы выпили за дружбу народов, всё наладилось. К часу ночи я надудлился пива, они своего розового, мы дёрнули стоп-кран и вышли…
По дороге к морю я рассказывал истории из жизни и смотрел, как нахальный ветер путает её волосы. Она терпеливо их поправляла и незаметно, ей наверно так казалось, поглядывая в мою сторону. Но я видел. По окончании одной из историй, во время троеточия, я взял её руку и спросил: «Как будет на молдавском " я люблю тебя". Они удивлённо переглянулись, посоветовались, и видимо сказали то, о чём я их спрашивал. Я не запомнил. Но это было и не главным….

***
На следующее утро мы встретились. В шесть часов море обычно ещё спит, но мы решили искупаться. В полдевятого меня ждала электричка на Одессу, и немного времени у нас ещё оставалось.
Я проспал. Она сидела закутавшись в полотенце и смотрела на апельсин над горизонтом. Я обнял её и поцеловал. Знакомы мы были всего один день, и наверно всё так и должно было случиться. Ничего серьёзного. Ничего… Почти…
Мы сидели у воды, бросая в пену камни, и молчали. Ветер холодными пальцами путался в её утренних волосах, оставляя на память крупинки соли, вырывающиеся из охрипшего горла. Купаться мы не решились. Она провела меня до теплохода, мы выпили чаю с овсяным печеньем, пытаясь понимать глазами, и я вытер на её щеке слезу…Одинокая чайка пролетела мимо окна и слилась с уходящим в горизонт морем. Тишина…

***
Собрался я быстро. Ещё вчера купил домой местного коньяка, в надежде что довезу, натянул последнюю чистую одежду и съехал на перилах.
На теплоходе никого не было. Даже обидно. У капитана сын женился и все дёрнули в ЗАГС, а я уезжал. Написал на прощанье банальную записку, закинул сумку через плечо и почесал на станцию. Под футболкой, в груди, что-то заёрзало. У одиночества есть много лиц. И многие их них я узнал и почувствовал - покой и равновесие, тела и души. Мне не хотелось уезжать… Я бродил по берегу целую неделю, сверлил и глазами, и сердцем и даже загорел. Я заполнил ту самую пустоту, сквозь которую весь прошлый год свистели сквозняки и поезда метро.
В электричке я забросил сумку на верхнюю полку, достал из кармана блокнот и уставился в окно. Небо дышало утром, срывая с уставших деревьев первые осенние листья. По перрону гасали одинокие бабушки с корзинами и вёдрами, и от их беспокойства навевало странным чувством дома… У окна остановился человек в белом халате и по губам я узнал:
- Шторм 5 баллов, море 22. На пляже не спать.
Я также, на автомате, пошевелил в ответ губами:
- Аллилуйя