ОСТАННІ НАДХОДЖЕННЯ
Авторський рейтинг від 5,25 (вірші)
Останні коментарі: сьогодні | 7 днів
Нові автори (Проза):
• Українське словотворення
• Усі Словники
• Про віршування
• Латина (рус)
• Дослівник до Біблії (Євр.)
• Дослівник до Біблії (Гр.)
• Інші словники
Авторський рейтинг від 5,25 (вірші)
2024.03.28
17:27
Біжу до себе крізь туман...
Крізь дощ біжу, крізь пересуди…
Біжу один… самообман -
Такі ми вже музиколюби.
Нема розмов, одні пісні
І без кінця і без початку…
Чи то двірні, чи то лісні -
Колись згодяться на посадку…
Крізь дощ біжу, крізь пересуди…
Біжу один… самообман -
Такі ми вже музиколюби.
Нема розмов, одні пісні
І без кінця і без початку…
Чи то двірні, чи то лісні -
Колись згодяться на посадку…
2024.03.28
17:01
Михайло в тіснім кубрику сидів.
Там, нагорі негода лютувала.
Хоч лютий та зима не відступала
І вітер дико у трубі гудів.
У кубрику, хоч тепло й не було
Та все ж тепліше, вітер не проймає.
Сидить Михайло, а думки у краї,
Де рідне загубилося село.
Там, нагорі негода лютувала.
Хоч лютий та зима не відступала
І вітер дико у трубі гудів.
У кубрику, хоч тепло й не було
Та все ж тепліше, вітер не проймає.
Сидить Михайло, а думки у краї,
Де рідне загубилося село.
2024.03.28
14:27
Стежки дитинства пролягали полем,
Вони зеленими стрічками жваво вИлись,
Їх гріло сонячне гаряче коло.
На цій землі зростали ніжні теплі крила.
Весна: кульбаб легкі чуби літали,
Червоних маків трепетали влітку щічки.
Пшеничні ниви позирали в далі.
Вони зеленими стрічками жваво вИлись,
Їх гріло сонячне гаряче коло.
На цій землі зростали ніжні теплі крила.
Весна: кульбаб легкі чуби літали,
Червоних маків трепетали влітку щічки.
Пшеничні ниви позирали в далі.
2024.03.28
14:03
Минуле вже не повернути.
Що гіркі плоди гріха, що гіркі ті муки.
Я знаю лише роки дадуть забути мої гріхи на сповіді,
Бо демон не може знати ані думок,
ані глибин моєї душі
А може не забуду свої гріхи,
Бо демон не дасть забути
Ті приховані гріх
Що гіркі плоди гріха, що гіркі ті муки.
Я знаю лише роки дадуть забути мої гріхи на сповіді,
Бо демон не може знати ані думок,
ані глибин моєї душі
А може не забуду свої гріхи,
Бо демон не дасть забути
Ті приховані гріх
2024.03.28
13:26
Стікаю лавою
ув океан віршастості,
де вправно плаваю
без акваланга й ластів я.
В роздолля римами
полуменисто дмухаю.
Чуття нестримані
ув океан віршастості,
де вправно плаваю
без акваланга й ластів я.
В роздолля римами
полуменисто дмухаю.
Чуття нестримані
2024.03.28
13:12
Харківські сльози, серпневі краплинки,
Ллються на листя живе.
Хмарка у небі, як біла хустинка,
Тихо в майбутнє пливе.
Харківські сльози - це звуки тривоги,
Ті, що розколюють сон.
Харкове! Буде твоя Перемога!
Ллються на листя живе.
Хмарка у небі, як біла хустинка,
Тихо в майбутнє пливе.
Харківські сльози - це звуки тривоги,
Ті, що розколюють сон.
Харкове! Буде твоя Перемога!
2024.03.28
11:28
Все залежить - де і з ким…
Хто і що запропонує…
- А чому вас поміж тим
Хто небудь не замалює?
Все залежить від числа
І від вашої вимови…
- А чому якась строфа
Хто і що запропонує…
- А чому вас поміж тим
Хто небудь не замалює?
Все залежить від числа
І від вашої вимови…
- А чому якась строфа
2024.03.28
10:38
Герой цього вірша - сучасний французький драматург, письменник і філософ Ерік-Емманюель Шмітт.
До речі, у його п‘єсі «Загадкові варіації», що з незмінним успіхом іде на сцені київського Молодого театру, одну з головних ролей першим зіграв у свій час Ален
До речі, у його п‘єсі «Загадкові варіації», що з незмінним успіхом іде на сцені київського Молодого театру, одну з головних ролей першим зіграв у свій час Ален
2024.03.28
08:14
Горіхи розпустили чорні крила
( Воронячі!) на вЕльон аличі,
У сні стоять, весна не розбудила,
І треться в гіллі голому Ярило,
Брунькам тугим тепло віддаючи.
Цілує кожну пристрасно, бо хоче
Зацілувати так, щоб і чалма
( Воронячі!) на вЕльон аличі,
У сні стоять, весна не розбудила,
І треться в гіллі голому Ярило,
Брунькам тугим тепло віддаючи.
Цілує кожну пристрасно, бо хоче
Зацілувати так, щоб і чалма
2024.03.28
05:54
Небо досміялося до сліз.
Тиша верховодила до грому, –
Жінці відмовляю навідріз
Навіть носа висунути з дому.
Блискає у хмарах і гримить
Гучно та невисоко, – надворі
Сірості скорилася блакить
І сьогодні не отак, як вчора.
Тиша верховодила до грому, –
Жінці відмовляю навідріз
Навіть носа висунути з дому.
Блискає у хмарах і гримить
Гучно та невисоко, – надворі
Сірості скорилася блакить
І сьогодні не отак, як вчора.
2024.03.27
22:08
Не може бути чоловік поганим, якщо із птаством розмовляє спозарана.
Достоту не відомо ще, по кому потомні вивчатимуть нашу епоху:
по президентах чи по тобі самому?
Ні, не регочучи на кутні, а з болем в серці можна й гудить,
бажаючи добра в майбутнім.
2024.03.27
22:03
Так пахло небом, небом пахло так,
Коли разом ми випурхнули в поле…
Уперше цілувалися, відтак
Тут буде, вибачай, не до престолу…
Такими ідучи у білий світ
Блукати внім не довго, запевняю:
Весна і є той самий свіжий хіт,
Яким ідуть удвох до свого ра
Коли разом ми випурхнули в поле…
Уперше цілувалися, відтак
Тут буде, вибачай, не до престолу…
Такими ідучи у білий світ
Блукати внім не довго, запевняю:
Весна і є той самий свіжий хіт,
Яким ідуть удвох до свого ра
2024.03.27
22:00
На згарищах відлуння тих страхіть…
Ще й запевнятимуть в любові повоєнній
Дай Боже нашим правнукам узріть
Що це той самий приспів від Гієни…
І діда заспівали і мене
Свої й чужі, ну словом - потруїли…
А ми ще ті… і нам не "каби де…"
У нас свої для
Ще й запевнятимуть в любові повоєнній
Дай Боже нашим правнукам узріть
Що це той самий приспів від Гієни…
І діда заспівали і мене
Свої й чужі, ну словом - потруїли…
А ми ще ті… і нам не "каби де…"
У нас свої для
2024.03.27
10:27
У білому вінку всміхалась юна вишня,
Птахи кружляли з піснею весни.
І сонце життєдайне піднімалось вище,
Пливли на небі хмар легкі човни.
А він дивився у дівочі сині очі,
В яких бриніла райдужна краса.
І білий світ здавався чистим і урочим.
Птахи кружляли з піснею весни.
І сонце життєдайне піднімалось вище,
Пливли на небі хмар легкі човни.
А він дивився у дівочі сині очі,
В яких бриніла райдужна краса.
І білий світ здавався чистим і урочим.
2024.03.27
08:44
Краплин дрібних у ранку сірім дотик,
І слід вологий на долоньках трав.
Та світить кущ, що видається жовтим,
Загубленим з учора клаптем шовку,
Який від сонця вітер відірвав.
Застлало небо, й дОнизу провисло
Суцільне підволожене сукно,
І слід вологий на долоньках трав.
Та світить кущ, що видається жовтим,
Загубленим з учора клаптем шовку,
Який від сонця вітер відірвав.
Застлало небо, й дОнизу провисло
Суцільне підволожене сукно,
2024.03.27
07:22
Ядро душі жагуче –
пашить металів сплав.
Почав клектати гучно
вулкан, що довго спав.
Був вкритий шаром криги,
але прорвав той шар,
зірвав з душі вериги
у поблиску Стожар.
Останні надходження: 7 дн | 30 дн | ...пашить металів сплав.
Почав клектати гучно
вулкан, що довго спав.
Був вкритий шаром криги,
але прорвав той шар,
зірвав з душі вериги
у поблиску Стожар.
Останні коментарі: сьогодні | 7 днів
Нові автори (Проза):
2024.03.26
2024.02.08
2023.12.19
2023.11.15
2023.10.26
2023.07.27
2023.07.15
• Українське словотворення
• Усі Словники
• Про віршування
• Латина (рус)
• Дослівник до Біблії (Євр.)
• Дослівник до Біблії (Гр.)
• Інші словники
Автори /
Іван Потьомкін (1937) /
Проза
ГЕРАКЛ, КОТОРОГО Я ЗНАЛ
Привелось мне несколько раз дежурить с одним страшно любознательным человеком. Хоть он и не имел высшего образования, как это уже стало традицией в израильских фирмах по охране и уборке, но не страдал комплексом неполноценности, а старался наверстать упущенное не по своей воле.
Николай, так звали моего напарника, рассказывал мне, как сызмальства, оставшись сиротой, вынужден был самостоятельно зарабатывать на хлеб насущный. Как после работы вместо доминного цеха во дворе, где допоздна засиживались пенсионеры и алкоголики и откуда время от времени доносилось прокуренное и пропитое “рыба!” или же ”пусто-пусто!”, торопился в городскую библиотеку и уходил оттуда, когда ему напоминали, что вот-вот будут выключать свет. А еще он занимался десятиборьем – видом спорта, более популярным в студенческой среде. То есть и здесь как бы хотел то ли оторваться от привычного рабочего окружения, то ли приблизиться к тем, с кем его разделяла образовательная пропасть. Женившись и став отцом, Николай перестал ходить на тренировки и, понятное дело, участвовать в соревнованиях, ограничившись зарядкой и ходьбой пешком на работу. Все меньше и меньше времени оставалось у него и на бдения в библиотеке. Как и все сироты, он целиком отдавал себя семье. Неоднажды то ли в шутку, то ли всерьез бабушки – эти бессменные часовые подъездов – спрашивали:
– Есть ли у этих детей мама? Все папа да папа...
– Есть. Да еще какая! – только и отвечал Николай, одной рукой толкая коляску, а другой – поддерживая руль велосипедика.
Мужская половина семьи направлялась на Центральный стадион, где младший сын спал, старший катался по пустующим в это время беговым дорожкам, а отец погружался в чтение. Более всего Николая почему-то занимала древняя Греция с ее мифологией. Здесь он мог быть на равных со студентами-филологами, а, может, даже и выше. Ведь они зачастую сдавали это как экзамен. Сдавали и забывали, а он, сказать бы, постоянно дышал ее воздухом, вел бесконечные диспуты с ее героями, любя одних и ненавидя других.
Однажды Николай так зачитался, что заметил старшего сына уже выезжающим со стадиона. Закричал вдогонку, но тот то ли не слышал, то ли решил посоревноваться с папой и как ни в чем не бывало уехал домой. Слава Б-гу, что три перекрестка были преодолены без приключений. Но Николай получил от жены все, что она думала о нем. Если не больше. Ведь была она не просто мама, а идише-мама.
Когда дети стали почти что взрослыми, а в стране повеяло изменениями не к лучшему, после поездки в Израиль супруга заявила:
– Четверть века отдала я твоей родине, а теперь прошу тебя пожить и в моей.
Словом, с большой алией в начале 91-го вся семья была уже в Израиле. Работу по специальности Николай не нашел, а в поиске хоть и небольших, но постоянных денег устроился в охрану, где мы и познакомились. Меня он сразу почему-то окрестил “профессором”, даже смутно не догадываясь, как я был близко к этому, не откажись сотрудничать с КГБ.
Но речь не об этом. Николай нашел во мне не меньшего, чем сам он, любителя древней Греции и использовал всякую возможность, чтобы поговорить о ней. Но поскольку работали мы по одному, работали по много часов на разных объектах, то такая возможность выпадала два-три раза в году. Чаще всего в Йом Акипурим (Судный день). Да простит нас Всевышний, что часть времени, предназначенного на молитвы, мы отдавали беседам о мифологии.
– Послушайте, профессор, – начал Николай, – слышал много раз о тринадцатом подвиге Геракла, а где прочитать об этом, не знаю. У Куна почему-то нет...
– А по-польски вы читаете?
– С трудом.
– Ничего. Я вам дам одну преинтереснейшую книжицу.
И я дал Николаю “Эрос на Олимпе” Яна Парандовского.
Прошел месяц, в течение которого мой собеседник несколько раз спрашивал по телефону значение того или иного польского слова. И вот совершенно случайно мы оказались вместе в Атароте, чтобы охранять ночью, кажется, колбасную фабрику, которую почему-то закрыли.
– Да, вы правы. Книжка действительно написана мастером и так же, как мы с вами, влюбленным в мифологию.
– Ну, а как Геракл?
– Поверьте, разочаровал он меня. Вот так, как когда-то разочаровала первая встреча с Красной площадью...
– Какая связь? Простите, но вот уж действительно: “В огороде бузина, а в Киеве дядя”...
– Понимаете, разочарование – оно и есть разочарование. Независимо от самого предмета. В обоих случаях столько говорено, а в действительности – совсем не то, что представлял себе.
– Оставим Красную площадь. Но при чем тут Геракл?
– А при том, что никакой он не герой на сексуальной ниве. И прав Кун, что не включил его так называемый подвиг в ряд двенадцати предыдущих. А Парандовский, противоставляя это действо любовным похождениям Зевса, просто-напросто заблуждается...
Я не стал возражать, так как хотел поскорее узнать, чем же так разочаровал Николая этот и для меня неоднозначный персонаж.
– Да он же, как трутень, лишь оплодотворял пятьдесят невинных девиц, пущенных в сексуальный хоровод по прихоти сумасбродного отца. Какое удовольствие могли ощутить эти юные создания, на мгновенье натыкаясь на “болт” полупьяного, усталого после нелегкой дороги мужика и получая лишь толику семени, необходимого для зачатия? Их отец мечтал о внуках-богатырях. Но так ли это получилось? Что нам известно об этом уникальном эксперименте?..
– Ничего не могу сказать. Как-то даже не задумывался над этим.
– Ну что ж, найдете – дайте знать. А я, если не возражаете, хотел бы рассказать о Геракле, которого хорошо знал и которому, поверьте, позавидовал бы легендарный грек даже после той сумасшедшей ночи...
Впереди была целая ночь дежурства, и я охотно согласился послушать.
– С Петей, – начал этот ниспровергатель Олимпа, – я познакомился, когда он еще работал в нашей заводской газетенке, а я активно занимался спортом. Были мы почти одногодки. Холостяки. Словом, не помню уж как, но, видимо, так нужно было для его зарисовки обо мне, речь коснулась и женщин. Имея приличный заработок, я тогда уже всерьез подумывал о семейном гнездышке.
– А я нет, – признался Петя.
– Почему же?
Он замолк на какое-то мгновенье. Достал из карманчика тенниски трубку, положил щепотку табака, чиркнул спичкой, сделал несколько затяжек и лишь затем ответил.
– Видишь ли, не могу жить с одной. Какая-то неуемная страсть у меня к перемене объекта наслаждений...
С того интервью на стадионе мы сблизились. У него наверняка был интерес сделать меня нештатным корреспондентом, у меня же – простая тяга к интеллигентному человеку. Бывало, и по сто грамм принимали, без чего на Руси немыслима никакая задушевная беседа. Тем более о женщинах. Ну, тут первую скрипку играл, понятное дело, Петя. Сколько у него было историй, одна интереснее другой, – трудно и посчитать. Он даже показал мне специальную записную книжицу с именами и телефонами. Правда, меня несколько озадачило, что вместо настоящих имен фигурировали, сказать бы, флора и фауна. Всякие там птички, рыбки, цветочки...
– Чтобы не ошибиться, – прокомментировал Петя.
– Это же как?
– Ну, звонит сегодня одна из них. Называю ее, например, лютиком или фиалкой. А она отвечает, что она – лисичка или что-то в этом роде. Извиняюсь и, отыскав в календаре свободный вечер, назначаю место встречи.
Мне казалось, что при таком обилии клиенток мой собеседник, как говаривал Маяковский, “молодым стрекозлом порхает, летает и мечется”, но, будто уловив это, Петя сказал, что ночь он делит только с одной, хоть не исключает в дальнейшем и гаремный вариант из нескольких подружек. Уверен, что выдержит, так как в упомянутой уже книжице мой собеседник показал и некоторые цифры, как правило, превышающие десять.
– Как ты считаешь? – спросил я, догадываясь о чем речь.
– По количеству погашенных спичек.
Как-то мы проходили мимо старинного здания с кариатидами. Две пышнотелые карийские девы с обнаженными бюстами поддерживали балочное перекрытие. Петя остановился, сделал глубокий вдох, медленно выдохнул, так что его кошачьи усы зашевелились, и произнес как что-то заветное:
– Вот таких бы мне...
– Но где гарантия, что все это не выдумки сексопата ? – перебил я.
– Кстати, эти ”выдумки”, как вы изволили выразиться, легли в основу одной из книжек моего героя. К тому же получившей Габровскую премию, за которой он съездил в Болгарию. Ну, а насчет гарантий, то мне пришлось однажды услышать от нашей общей знакомой то, что до этого рассказывал Петя. Скажу больше. Когда на несколько дней я приехал в Москву, а мой Геракл, уже обосновавшись там, настоял на том, чтобы жить у него, поверьте, сколько телефонных звонков мне довелось выслушать в отсутствие хозяина квартиры!.. Правда, Петя предупредил, чтобы я всем отвечал, что он в заграничной командировке. Так что я, по крайней мере, верю ему.
– Верите и, небось, восторгаетесь?
– C чего вы взяли? Наоборот, и того Геракла, и знакомого я считаю несчастными людьми. Петю даже больше. Ведь он так и не узнал радостей семьи, не почувствовал, что значит быть отцом. Да вы и сами могли бы продолжить этот перечень.
На этот раз мне нечем было возразить своему ночному собеседнику, да и развозка появилась вскорости, увозя нас в Иерусалим.
• Можлива допомога "Майстерням"
Публікації з назвою одними великими буквами, а також поетичні публікації і((з з))бігами
не анонсуватимуться на головних сторінках ПМ (зі збігами, якщо вони таки не обов'язкові)
ГЕРАКЛ, КОТОРОГО Я ЗНАЛ
Привелось мне несколько раз дежурить с одним страшно любознательным человеком. Хоть он и не имел высшего образования, как это уже стало традицией в израильских фирмах по охране и уборке, но не страдал комплексом неполноценности, а старался наверстать упущенное не по своей воле.
Николай, так звали моего напарника, рассказывал мне, как сызмальства, оставшись сиротой, вынужден был самостоятельно зарабатывать на хлеб насущный. Как после работы вместо доминного цеха во дворе, где допоздна засиживались пенсионеры и алкоголики и откуда время от времени доносилось прокуренное и пропитое “рыба!” или же ”пусто-пусто!”, торопился в городскую библиотеку и уходил оттуда, когда ему напоминали, что вот-вот будут выключать свет. А еще он занимался десятиборьем – видом спорта, более популярным в студенческой среде. То есть и здесь как бы хотел то ли оторваться от привычного рабочего окружения, то ли приблизиться к тем, с кем его разделяла образовательная пропасть. Женившись и став отцом, Николай перестал ходить на тренировки и, понятное дело, участвовать в соревнованиях, ограничившись зарядкой и ходьбой пешком на работу. Все меньше и меньше времени оставалось у него и на бдения в библиотеке. Как и все сироты, он целиком отдавал себя семье. Неоднажды то ли в шутку, то ли всерьез бабушки – эти бессменные часовые подъездов – спрашивали:
– Есть ли у этих детей мама? Все папа да папа...
– Есть. Да еще какая! – только и отвечал Николай, одной рукой толкая коляску, а другой – поддерживая руль велосипедика.
Мужская половина семьи направлялась на Центральный стадион, где младший сын спал, старший катался по пустующим в это время беговым дорожкам, а отец погружался в чтение. Более всего Николая почему-то занимала древняя Греция с ее мифологией. Здесь он мог быть на равных со студентами-филологами, а, может, даже и выше. Ведь они зачастую сдавали это как экзамен. Сдавали и забывали, а он, сказать бы, постоянно дышал ее воздухом, вел бесконечные диспуты с ее героями, любя одних и ненавидя других.
Однажды Николай так зачитался, что заметил старшего сына уже выезжающим со стадиона. Закричал вдогонку, но тот то ли не слышал, то ли решил посоревноваться с папой и как ни в чем не бывало уехал домой. Слава Б-гу, что три перекрестка были преодолены без приключений. Но Николай получил от жены все, что она думала о нем. Если не больше. Ведь была она не просто мама, а идише-мама.
Когда дети стали почти что взрослыми, а в стране повеяло изменениями не к лучшему, после поездки в Израиль супруга заявила:
– Четверть века отдала я твоей родине, а теперь прошу тебя пожить и в моей.
Словом, с большой алией в начале 91-го вся семья была уже в Израиле. Работу по специальности Николай не нашел, а в поиске хоть и небольших, но постоянных денег устроился в охрану, где мы и познакомились. Меня он сразу почему-то окрестил “профессором”, даже смутно не догадываясь, как я был близко к этому, не откажись сотрудничать с КГБ.
Но речь не об этом. Николай нашел во мне не меньшего, чем сам он, любителя древней Греции и использовал всякую возможность, чтобы поговорить о ней. Но поскольку работали мы по одному, работали по много часов на разных объектах, то такая возможность выпадала два-три раза в году. Чаще всего в Йом Акипурим (Судный день). Да простит нас Всевышний, что часть времени, предназначенного на молитвы, мы отдавали беседам о мифологии.
– Послушайте, профессор, – начал Николай, – слышал много раз о тринадцатом подвиге Геракла, а где прочитать об этом, не знаю. У Куна почему-то нет...
– А по-польски вы читаете?
– С трудом.
– Ничего. Я вам дам одну преинтереснейшую книжицу.
И я дал Николаю “Эрос на Олимпе” Яна Парандовского.
Прошел месяц, в течение которого мой собеседник несколько раз спрашивал по телефону значение того или иного польского слова. И вот совершенно случайно мы оказались вместе в Атароте, чтобы охранять ночью, кажется, колбасную фабрику, которую почему-то закрыли.
– Да, вы правы. Книжка действительно написана мастером и так же, как мы с вами, влюбленным в мифологию.
– Ну, а как Геракл?
– Поверьте, разочаровал он меня. Вот так, как когда-то разочаровала первая встреча с Красной площадью...
– Какая связь? Простите, но вот уж действительно: “В огороде бузина, а в Киеве дядя”...
– Понимаете, разочарование – оно и есть разочарование. Независимо от самого предмета. В обоих случаях столько говорено, а в действительности – совсем не то, что представлял себе.
– Оставим Красную площадь. Но при чем тут Геракл?
– А при том, что никакой он не герой на сексуальной ниве. И прав Кун, что не включил его так называемый подвиг в ряд двенадцати предыдущих. А Парандовский, противоставляя это действо любовным похождениям Зевса, просто-напросто заблуждается...
Я не стал возражать, так как хотел поскорее узнать, чем же так разочаровал Николая этот и для меня неоднозначный персонаж.
– Да он же, как трутень, лишь оплодотворял пятьдесят невинных девиц, пущенных в сексуальный хоровод по прихоти сумасбродного отца. Какое удовольствие могли ощутить эти юные создания, на мгновенье натыкаясь на “болт” полупьяного, усталого после нелегкой дороги мужика и получая лишь толику семени, необходимого для зачатия? Их отец мечтал о внуках-богатырях. Но так ли это получилось? Что нам известно об этом уникальном эксперименте?..
– Ничего не могу сказать. Как-то даже не задумывался над этим.
– Ну что ж, найдете – дайте знать. А я, если не возражаете, хотел бы рассказать о Геракле, которого хорошо знал и которому, поверьте, позавидовал бы легендарный грек даже после той сумасшедшей ночи...
Впереди была целая ночь дежурства, и я охотно согласился послушать.
– С Петей, – начал этот ниспровергатель Олимпа, – я познакомился, когда он еще работал в нашей заводской газетенке, а я активно занимался спортом. Были мы почти одногодки. Холостяки. Словом, не помню уж как, но, видимо, так нужно было для его зарисовки обо мне, речь коснулась и женщин. Имея приличный заработок, я тогда уже всерьез подумывал о семейном гнездышке.
– А я нет, – признался Петя.
– Почему же?
Он замолк на какое-то мгновенье. Достал из карманчика тенниски трубку, положил щепотку табака, чиркнул спичкой, сделал несколько затяжек и лишь затем ответил.
– Видишь ли, не могу жить с одной. Какая-то неуемная страсть у меня к перемене объекта наслаждений...
С того интервью на стадионе мы сблизились. У него наверняка был интерес сделать меня нештатным корреспондентом, у меня же – простая тяга к интеллигентному человеку. Бывало, и по сто грамм принимали, без чего на Руси немыслима никакая задушевная беседа. Тем более о женщинах. Ну, тут первую скрипку играл, понятное дело, Петя. Сколько у него было историй, одна интереснее другой, – трудно и посчитать. Он даже показал мне специальную записную книжицу с именами и телефонами. Правда, меня несколько озадачило, что вместо настоящих имен фигурировали, сказать бы, флора и фауна. Всякие там птички, рыбки, цветочки...
– Чтобы не ошибиться, – прокомментировал Петя.
– Это же как?
– Ну, звонит сегодня одна из них. Называю ее, например, лютиком или фиалкой. А она отвечает, что она – лисичка или что-то в этом роде. Извиняюсь и, отыскав в календаре свободный вечер, назначаю место встречи.
Мне казалось, что при таком обилии клиенток мой собеседник, как говаривал Маяковский, “молодым стрекозлом порхает, летает и мечется”, но, будто уловив это, Петя сказал, что ночь он делит только с одной, хоть не исключает в дальнейшем и гаремный вариант из нескольких подружек. Уверен, что выдержит, так как в упомянутой уже книжице мой собеседник показал и некоторые цифры, как правило, превышающие десять.
– Как ты считаешь? – спросил я, догадываясь о чем речь.
– По количеству погашенных спичек.
Как-то мы проходили мимо старинного здания с кариатидами. Две пышнотелые карийские девы с обнаженными бюстами поддерживали балочное перекрытие. Петя остановился, сделал глубокий вдох, медленно выдохнул, так что его кошачьи усы зашевелились, и произнес как что-то заветное:
– Вот таких бы мне...
– Но где гарантия, что все это не выдумки сексопата ? – перебил я.
– Кстати, эти ”выдумки”, как вы изволили выразиться, легли в основу одной из книжек моего героя. К тому же получившей Габровскую премию, за которой он съездил в Болгарию. Ну, а насчет гарантий, то мне пришлось однажды услышать от нашей общей знакомой то, что до этого рассказывал Петя. Скажу больше. Когда на несколько дней я приехал в Москву, а мой Геракл, уже обосновавшись там, настоял на том, чтобы жить у него, поверьте, сколько телефонных звонков мне довелось выслушать в отсутствие хозяина квартиры!.. Правда, Петя предупредил, чтобы я всем отвечал, что он в заграничной командировке. Так что я, по крайней мере, верю ему.
– Верите и, небось, восторгаетесь?
– C чего вы взяли? Наоборот, и того Геракла, и знакомого я считаю несчастными людьми. Петю даже больше. Ведь он так и не узнал радостей семьи, не почувствовал, что значит быть отцом. Да вы и сами могли бы продолжить этот перечень.
На этот раз мне нечем было возразить своему ночному собеседнику, да и развозка появилась вскорости, увозя нас в Иерусалим.
• Можлива допомога "Майстерням"
Публікації з назвою одними великими буквами, а також поетичні публікації і((з з))бігами
не анонсуватимуться на головних сторінках ПМ (зі збігами, якщо вони таки не обов'язкові)
Про публікацію